ПИСЬМО

Юрия Наумова Сергею Калугину

Серега, привет! Диск получен. Не один раз прослушан. Я сперва на тебя вывалю впечатления, а потом попробую рассортировать. Нейтрально говоря, это серьезная работа, ты художник: субъективно говоря, это странный мир, мне не близкий, я не в состоянии сродниться с языком повествования, но это не твоя забота. Позитивно говоря — это, в лучших своих моментах, мощная вещь. Я не буду как-либо комментировать и докапываться до тебя как до композитора, текстовика или исполнителя — ты есть ты, это ТВОЕ видение, нет у меня морального права, к тому же, на любой аргумент в данной плоскости ты сможешь привести достойный контраргумент. Ну, например, когда ты поешь о весьма и весьма болезненных явлениях от первого лица и делаешь это в течение всего альбома, то в какие-то особенно напряженные моменты я вправе ожидать от тебя, что ты сорвешься, перейдешь на хрип, на крик, на фальцет, на зловещий шепот, на вопль, напоминая тем офигевающему слушателю, что это происходит с ТОБОЙ, что это ТВОЕ кровит. Но ты мне на это достойно ответишь, что ты от пережитого настолько ох...ел, настолько им переполнен и отморожен, что единственный адекватный способ рассказа — прохладная отстраненная сдержанность — и я приткнусь. Единственное, до чего в контексте твоего альбома следовало бы докопаться, это до драматургии, ибо здесь, по ощущению, ты допустил всего один, но серьезный прокол. Но сперва о тебе — художнике, ибо это — самое важное, и твой прокол совершен именно в этом контексте...

   Что весьма любопытно — так это канал, из которого ты повествуешь. Зная тебя не один год как умного московского раздолбая с неподражаемым циничным обаянием, человека весьма страстного по натуре, которого еще временами и "заносит", должен сказать, что канал, в котором ты реализуешь себя как художник, стоит весьма обособленной субстанцией. Здесь я имею дело с отшельником, языческим мистиком, угрюмым и отрешенным летописцем, носителем причудливой и аскетичной религиозности. Конфликт с этим у меня есть, но он мимолетен и преходящ. Я принимаю твой язык и соглашаюсь слушать его таким, как есть, уже в первые 3-4 минуты альбома. Обилие странной терминологии здесь оправдано. Человек повествует о нев...бенных событиях нев...бенным языком. Принимай, как есть — или проваливай. Все честно. Первая песня (про рыбалочку) — самая мощная, она задает тон всему остальному. Она решает все ключевые задачи — вводит в контекст, определяет язык, диктует стандарт аранжировок, приучает к голосу и к тону эмоций. Венок сонетов тут — прослойка, они так и воспринимаются. Главное, повторяю, рыбалка. Именно здесь ты можешь собрать свой главный улов. Аскетичное лоно природы, утесы, скалы, вода, угрюмое небо, сумеречные ландшафты, нет города, нет времени, нет стебалова и нет впрямую задействованной персональной боли. Отрешенно. Отстраненно. Как в летописи: "... И была комета в тот год... И было знамение на небе... И были пожары... И был мор... И были войны..." и т. д. Твоя позиция здесь — странная; может быть, ты сам в нее не до конца врубаешься. Но! Ты не некий воин с колчаном, не некий кардинал тайного ордена, ты здесь — странная помесь юродивого и святого; проводник, своеобразный русский шаман. Таких не трогают, не убивают, под их знамена не идут, у них нет паствы. Одинокий проводник. Но его устами иногда глаголет некая истина. И вот что очень важно: здесь — не слабая религиозная предпосылка. По фиг, что ты не зовешь под знамена какой-то конкретной церкви; главное то, что логикой повествования ты утверждаешь, что ты — не светский человек. И опять же, это утверждение рождается не логикой ТЕКСТА, общим языком, выбранными средствами гитары, бубна, пляски юродивого под луной... странный язык; до тех пор, пока поэзия обеспечивает энергетический поток, она работает и все, движение есть и есть. И так оно с переменным успехом катит первые минут эдак 39, и все нормально. Все странно, нев...бенно, но по данной логике — безошибочно. И вот потом звучит последняя, бодрая, смертеутверждающая кантата, "электризованная", и она есть ЕДИНСТВЕННАЯ и крупная ошибка. По ряду причин. В последнюю очередь идеологических и в первую — эмоцио- нальных. В последней музыке исчезает тpeвога, странность, напряженное многоточие. Звучит некий гимн. Ошибка! Исчезновение в конце альбома последнего многоточия и замена его на утверждающий восклицательный знак — наглухо мимо! Своей последней песней, тоном ее, подачей ее ты разрушил все, что построил до этого. Ты отказываешься от роли юродивого религиозного мистика, понимаешь? Залепуха типа "ничего нет прекраснее смерти" — очень светская залепуха. Не важно, клевая она или нет. Она светская. Я могу представить плодотворный ночной кухонный базар с Игорем Усковым, из которого ты ее создал. И я не говорю, что песня плохая. Возможно, она очень хорошая. Ты ее впиндюрил не по делу. И сделал это потому, что не врубаешься в то, кто ты. А я тебе говорю — не воин ты, не Заратустра, не Дон Хуан. Ты юродивый мистик — так будь им! Все, что тебе надо было сделать, это: возникнуть ниоткуда, сказку рассказать, язык показать, ошарашить всех и исчезнуть в никуда — пусть они потом (кому надо) сами во всем этом разгребаются. Маленькая сумасшедшая балладка под самый конец, последнее многоточие, и... на выход. Все! А своей последней песней ты как бы говоришь: "Да фигня, ребята, со мной все в порядке, я просто такой эстетствующий некрофил". Пойми, твоя логика была бы оправдана, если бы ты в сей последовательности опубликовал бы сборник стихов. Но твои песни разматывают другую канву, они отличаются от текста в ЧИСТОМ виде... Работа выпущена, ее не изменить, да и не надо. Я сам делал подобные ошибки, пока не въехал: не надо бояться быть странным. Все равно получать п...ды, так хоть вломят за то, что настоящий и верен себе.

   А вообще молодец! И гитара (ноздринская, чай?) душевно звучит. Твоя судьба как художника может сложиться очень причудливо. Я не удивлюсь, если к концу десятилетия ты станешь культовой фигурой среди всяких эзотериков, мистиков, угрюмых иезуитов, братии. И под тихий сумеречный стрекот сверчков будут в твоей душе твориться страшные соблазны... Так что будь на стреме. В моей тусовке "нормальные" были нормой; в той, что будет складываться вокруг тебя, они, похоже, составят исключительное меньшинство. Такова природа твоего магнетизма. Мне все же легче. Я — земной рок-н-ролльный парнишка. Я всегда знал, кто я и зачем. Дайте мне большой, ночной, северный город последней трети 20-го века — и я спою ему песенку. Ты раскручиваешь другие стихии. Они-то и определяют физиономию твоей аудитории. Главное, чтоб поменьше фанатиков и маньяков (не надейся!).

   Работа Ольги Руммель — прелесть. Степень эмоциональной точности — убойная. Гениальная девка. И последнее. Не дергайся ты пока в Нью-Йорк. Для сегодняшнего тебя — это никчемный опыт. Смотайся лучше дней этак на 5-7 в Иерусалим. Все равно тебе в этом городе надо побывать. Возьми где-нибудь в середине осени, если бабки позволят, и соверши "xaдж". В одиночку. По улочкам пошатайся. В Гефсиманском садике посиди. Помолчи. Поофигевай. Вернешься — и второй альбомчик сведешь.

   Ну все, я закругляюсь. Насчет альбомчика — надеюсь, ты не надулся на мою единственную придирку, ибо она вытекает из ПРИНЯТИЯ мной твоей художественной сущности... В любом случае, это — не слабое начало, и это главное. Более того, может быть, как раз БЕЗУПРЕЧНО-успешный первый шаг был бы гораздо хуже и страшней по своим последствиям... Ты стартовал, это неплохой старт, и тебе есть, куда развиваться. Остальное приложится.  



Юрий НАУМОВ
Нью-Йорк, лето 1994 г.

Подготовка в печать Екатерины БОРИСОВОЙ

Текст приводится по публикации в газете RockFuzz #22 июнь 1995