ЮРИЙ НАУМОВ
...Я вставал от звука, а не от слова...
Печатается с Ур Лайт N 23
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

   Ур: Твое творчество часто определяют как "пост - хиппизм". Насколько ты с этим согласен ?
   ЮН: Знаешь, я читал о LED ZEPPELIN, что это была последняя команда эпохи хиппи, и взлет ее совпал с распадом тамошней "системы". Я не переношу их ситуацию сюда, но сходство есть.

   Ур: Между твоим творчеством и LED ZEPPELIN?
   ЮН: Между ситуациями, конечно! Я не примыкаю ни к каким неформалам, но эстетика и мировосприятие хиппи мне ближе всего. И хотя я не работал на "систему" как музыкант, но, наверное, моя аудитория состоит из одиночек, на которые распадается "система". Может, это иллюзия, может, они никогда и не были вместе, но мое магнитное поле соотносится с ними сильнее.

   Ур: Кстати, по поводу твоих любимых выражений: поле, энергия - это что, влияние распространенных среди хиппов йоги, дзена и прочего Востока?
   ЮН:Нет я могу от себя декларировать то, что воспринял интуитивно, а не логически, не через информацию из книг, рассказов и т.д.

   Ур: А почему ты мало выступаешь на большой аудитории?
   ЮН: Для меня флэтовые сейшена - идеальный путь, потому что здесь есть четко уловимая связь с людьми, и я могу позволить такую роскошь как самообнажение. Вижу живую воду в глазах и могу заняться эксгибиционизмом, который дает высокий уровень вибрации. Например, я сейчас вернулся с Украины: "Рожден, чтобы играть" и "Карл" идут на "ура", "Дорога назад" - увы... Понимаешь, старик, пока флэтовские сейшена не запретят, я не сменю их на большие залы, несмотря ни на какие коммерчески выгодные условия. Не знаю, насколько это подходит для интервью, но я пришел к выводу: на подходе к четырем сотням зал необратимо меняется, большой зал навязывает тебе определенный стереотип поведения; либо ты наш вождь, фюрер, либо летят яйца, помидоры и прочая херня. 1-2 такие ходки ничего, но долго ориентироваться на эту реакцию - лишь бы только взять зал, не дать ему уйти - значит идти на снижение.

   Ур: Это относится ко всем рокерам?
   ЮН: Это важно для меня. Но, в принципе, это важно и для Шевчука, Кинчева и остальных, потому что существует обратная связь: если для тебя успех - это буря аплодисментов и брызгающие кипятком первые шесть рядов с пятнадцатилетними, то это все не может собрать тебя как художника. Хорошо, когда есть параллельный мир, мир флэтов.

   Ур: Как ты соотносишь свои акустические выступления и студийки ПРОХОДНОГО ДВОРА?
   ЮН: Я столкнулся с печальным фактом, которого не предполагал. Я выкормыш западного рока, и когда люди говорят, что Высоцкий - первый в России рокер - может это и так, но у меня это вызывает сопротивление, потому что мои корни не здесь, я "вставал" от звука , а не от слова, понимаешь? А потом я автоматически перенес звук на слова и "прокололся", потому что критерии восприятия оказались полярны. А меня вышвырнуло на край, особняком. И когда я стал замешивать электрические альбомы, то понял, что если на сегодняшнем допотопном звукозаписывающем уровне я сделаю самые существенные свои песни, они все равно окажутся холостым выстрелом, и впредь мне следует ориентироваться на более примитивные в музыкальном отношении композиции, придерживаться баланса между звуком и словом. В этом смысле оба альбома - экспериментальные, они вызвали локальный интерес, но в целом, конечно, провалились. На что расчитываю - подобраться к более сложным вещам, накопив опыт звукозаписывающей кухни - ведь времена, когда запись в подзаборной студии канала только потому, что песни были честные, кончились в 86-ом году. В драчке за мозги, хотим мы этого или нет, чтобы не проиграть Малежику, мы должны срочно прохабать то, что он прохабал давным-давно. Люди говорят, что уровень моих альбомов гораздо ниже меня же акустического. Но я думаю, что потом, в ретроспекции, они будут восприниматься гораздо лучше. Недавно записан 3-й альбом, надеюсь, он докажет справедливость моего предсказания.

   Ур: Есть мнение, что ты дерешь с Башлачева.
   ЮН: Ну, во-первых, мы начали почти одновременно: я в 82-ом в Н-ске, он - в Череповце. Во-вторых, есть только один художник, влияние которого на себя целиком и полностью подтверждаю - это Майк.

   Ур: Ты более богемен, он более фольклорен, и о...
   ЮН: Рок вообще очень честное искусство - вспомни Макара, ему верила вся страна какое-то время. Тот же Цой - он что, неискренен, что ли? Вопрос так стоять просто не может. А богемность...

   Ур: Я уточню: искренность бывает разная - более наивная, более трезвая.
   ЮН: А вот оно что! Так вот богемность. Есть люди, считающие, что если бы Башлачев еще лет 6-8 порубился, он был бы популярен, как Высоцкий. Тебе надо говорить, что это бред сивой кобылы?

   Ур: Не надо.
   ЮН: Почему?

   Ур: Высоцкий лучше уловил время?
   ЮН: Башлачев уложил его лучше всех нас. И, между прочим, был изощренный художник. И язык его понимала, дай Бог 1/4. Остальные сработали по извечной российской инерции: раз все заговорили, так, может, мы, дураки, чего-то недопоняли? Это просто плебейская наша черта - невозможность адекватно воспринять художника, и жаловаться в нашей стране на это - все равно, что ругать плохую погоду. Когда я услышал его впервые, было ясно, что художник гигантский, но это было уже в ту пору, когда изменить, повлиять на меня уже было нельзя. Уже готовились миниатюры "Рожден, чтобы играть", "Карл", я выходил на свою эстетику, на аллитеративные ходы.

   Ур:Не очень вежливый вопрос. Есть люди, которые обламываются от того, что у тебя в песнях часто встречается слово"мама". 
  ЮН: Они уже перестали обламываться от гребенщиковской "воды"?

   Ур: Про него уже никто и не говорит.
   ЮН: Ха, настанут времена, и про меня никто не будет говорить. Ты пойми, мой мир на этом зиждется, это моя точка отсчета. Человеку, не прешедшему к своему Богу, приходится опираться на начало пути. Мои отношения с миром во многом сводятся к моей неподготовленности, к эффекту тепличного ребенка. Я не перестаю офигевать от всего, что со мной твориться. А если люди обламываются - значит не хотят напрячь мозги.

   Ур: Меня несколько удивило, что ты среди влияний в первую очередь указал Майка. Хотя бы потому, что у Майка нет слова"мама" и вообще он довольно ироничен и чужд сентиментальности, разве что в самых небольших дозах - "Да святится имя твое".
   ЮН: У тебя немного плебейский подход: на самом деле влияние вовсе не предполагает внешнего сходства.

   Ур: Но Майк на все смотрел с прищуром, и вообще, концепции рокеров 70-х и 80-х разные, и ты, по-моему, ближе к первым (отсюда и "пост-хиппизм").
   ЮН: Вспомни, Макаревич первым у нас заявил рок-героя. Кто этот герой - кайфовый парень с сильным дидактическим потенциалом. А все остальные должны отчитываться перед ним, почему они такие плохие.И поколению конца 70-х было очень приятно отождествлять себя с таким героем. А когда Макаревич в Москонцерт ушел какой шорох поднялся?! "А, проститутка, предал!". А почему? - Да потому, что люди сжились с приятным чувством, что они - как тот герой, и когда изобретатель героя уходит в Москонцерт, то сразу хочется погромче заявить, что мы-то хорошие, мы-то - чистенькие, а он - плохой, и мы его не любим. А тут парень из белоночного города предложил другого героя: "я не хороший, не плохой, я видел это со стороны, я не играю в это", все слушали-слушали, и вдруг где-то в районе 82-ого года стали въезжать: "Братва, это же круто!". Примерно в той же эстетике, только более грязной, работал Майк. Майк прошиб меня, потому что хоть в нем и не было того, что называется "высоким искусством", но такого колоссального сдирания кожи я не помню ни у кого. Но его взлет оказался недолгим, потому что он нестабильный художник, а вокруг него очень быстро закрутились какие-то не те люди, "приносящие портвейн".

   Ур: Кстати, каково твое мнение о московском роке?
   ЮН: Московская публика достойна большего.

   Ур: Притча во языцех... А ОТКАЗ, НЮАНС, ЗВУКИ, КРЕМ?
   ЮН: Нет, не то... Я думаю, Москва подарит много крутых имен где-то в начале-середине 90-х годов. Лучшие времена Питера прошли, к концу десятилетия клуб полностью дискредитирует себя, произойдет тотальная коммерциализация всех более или менее заметных художников.

   Ур: А првинциальная волна: Свердловск, Архангельск, вся Сибирь?
   ЮН: Я думаю, колоссальное слово останется все-таки за Москвой. Задавив своих (купив Макаревича, посадив Романова и т.д.), она в течение многих лет училась у пришельцев. Пока она гонит коммерцию, но есть талантливые волчата, сидящие по квартирам, которые весь этот громадный опыт сейчас переваривают. Пройдет 3-5 лет и они о себе заявят. Я знаю где-то человек 4-х, в которых скрывается потенциал крупных художников. Я не могу сказать, что это рок в чистом виде, это какие-то пограничные области, но это не скоморошество, эти люди будут экспериментировать с электричеством. Вот, например, парень, который играл у меня в 3-ем альбоме - Игорь Чумычкин. Информационная плотность сегодня уже настолько велика, что нынешние художники раскачиваются до более-менее заметных высот не за 2-3 года, как мы, и не за 5, как БГ и Макар, а за год-полтора. Пусть я сейчас буду голословен, но я уверен, что Москва раскрутится очень круто.

   Ур: Как ты пришел в рок-музыку? (А про себя подумал: "В свете этих новых требований особое внимание следует уделить печати, а особенно - УР ЛАЙТУ").
   ЮН: Услышал БИТЛЗ в 6 лет (в 68-м году) и приторчал, потом был спад, а вторичный интерес возник лет в 11. В любом случае, взял гитару в руки в 12 лет.

   Ур: Что пел?
   ЮН: БИТЛЗ, конечно. Подобрал сотни полторы песен, в основном из ранних альбомов. На меня это оказало огромное влияние.

   Ур: У тебя хорошая техника, ты где-нибудь учился?
   ЮН: Дома, больше нигде. Разве не видно, что моя техника - доморощенная? А потом, ближе к 15, по мне шарахнуло LED ZEPPELIN. Ну а к 20 - Майк. До этого я пытался шебуршиться к поэтам, которые что-то делают(не к книжным, а из андеграунда, из ровесников), но ничего меня не устраивало. Неплохие стихи, но внутреннего резонанса во мне не вызывали. А так как я был тепличный ребенок, с сильными параноидальными наклонностями, то мне нашлось, что сказать. Все мое искусство сильно замешано на психопатологии, и избавится от этого я не смогу, наверное, никогда. В принципе, рокером я стал уже после того, как стал студентом мединститута, куда поступил после школы.

   Ур: Окончил?
   ЮН: Почти, за полтора года до конца ушел. Кстати, если у вас будет желание, проведите исследование: из каких социальных групп происходят рокеры? Мне кажется, что большинство из них - выходцы из среднего класса.

   Ур: А что ты сам можешь выделить из своих вещей?
   ЮН: Конечно: "Азиатская месса", "Печальные сказки", "Космос", "Частушки", "Дорога назад". Для меня все большее значение приобретают блюзы. Чувствую, что скоро стану исключительно блюзовым музыкантом. Может быть, все, что я пока сделал - только прелюдия к этому. И еще, мне кажется, сейчас из эстетики рока я уже куда-то выхожу.

   Ур: Как ты смотришь на будущее рока? Уже два года разрешают концерты, рок перестал быть запретным плодом...
   ЮН: Я думаю, что еще лет десять рок будут прижимать, по крайней мере, до тех пор, пока у власти не появятся ровесники хотя бы Леннона.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
© 1996, pH